Похитив кольцо Келебрина, Нукумнасар поспешил в Гундум-Гатхол. И оказавшись в чертогах осквернённого им некогда славного города, он отправил к Атармарту гонца с извещением, что задание тёмного владыки выполнено. Однако строжайший запрет Сауронова наместника не пытаться надевать кольцо на руку, не давал Нукумнасару покоя, и в нём загорелось нестерпимое желание, во что бы то ни стало, сделать это. Заподозрив, что ценность кольца более высока, чем он может представить, Нукумнасар достал его из шкатулки и дрожащей рукой надел на свой перст. Лишь только оказавшись на пальце предателя, кольцо стало быстро нагреваться. Вскоре оно стало настолько горячим, что начало обжигать руку испугавшегося нечестивца. И решил Нукумнасар более не испытывать своей судьбы и сорвал кольцо с покрасневшего пальца. Подумал он, что ценность добытого им кольца весьма сомнительна, а величие, к которому он стремился, было несравненно ценнее этой бесполезной и, возможно, даже опасной безделушки.
Явившись в Гундум-Гатхол так быстро, как только мог, Атармарт тут же потребовал кольцо, ибо ему не терпелось получить свою награду от Саурона – прежний, прекрасный облик эльфа. Однако Нукумнасар не спешил. Он напомнил тёмному владыке о его обещании сделать Гундум-Гатхол самым великим и богатым городом, что когда-либо существовал под небесами Арды. И хотя Нукумнасар был не в том положении, чтобы требовать чего-либо от Атармарта (к этому времени Гундум-Гатхол был наводнён орками и гоблинами из Утумно) однако наместник Саурона решил, что Нукумнасар ему ещё пригодится. Цели обоих пока ещё совпадали, и Атармарт втайне уже давно считал Гундум-Гатхол своим. Так Древнему Предателю пришлось унять своё нетерпение и исполнять обещанное.
Никто не знает, что делал Атармарт с несчастными гномами, заточёнными в подземельях Гундум-Гатхола, но их крики, наполненные болью и отчаянием, были слышны даже за стенами крепостных стен. И эти крики слышали те из кочевников, которые находились неподалёку от осквернённого города. Поговаривают даже, что сам Нукумнасар, не в силах выдержать ужасных воплей, поднялся на сены города, чтобы находится подальше от несчастных. Ещё говорят, что в подземельях Гундум-Гатхола Атармарт выпустил на свободу тайные силы, которыми для своих неведомых целей наделил его коварный Саурон. Однако, несмотря на это, гномы оставались крепкими и неподатливыми, и план Атармарта в полной мере не удался. Из гномов так и не получилось настоящих приспешников сил зла, но они стали алчными, изворотливыми и даже хитрыми, а жадность стала самой отвратительной чертой, которая овладела несчастными. Но кое-чего Атармарту добиться таки удалось; те, кто подверглись воздействию тёмных чар, стали удивительным образом чувствовать расположение самоцветов и рудных жил в горных недрах. Каждый знает, что это наитие у гномов в крови, однако в данном случае всё было совсем иначе. Было похоже, что гномы, подвергшиеся истязаниям в подземельях Гундум-Гатхола, научились слышать камни и, поговаривают, даже общаться с ними! Правда это, или нет, однако дальнейшие события заставили поверить в это тех немногих, кому довелось наблюдать за их работой в шахтах горных недр, а таких за многие тысячелетия были единицы. В дальнейшем несчастные стали сильно отличаться от своих сородичей и обособились в отдельный народ, который стали называть лепреконами от хилдоримских слов лепре – говорить и кона – камень. Лепреконы стали ростом ниже, чем гномы, а их лица приобрели острые черты. Теперь они были наделены носами с горбинками, зачастую крючковатыми, и мало походили на своих родичей из Габилбунда. После трагических событий тех далёких дней даже бороды в роду лепреконов постепенно стали большой редкостью.
К счастью, самого главного Атармарту так и не удалось; лепреконы по-прежнему противились явной тьме, как и их родичи – гномы. Позднее им очень помогла обретённая хитрость и изворотливость, благодаря которым они обманули Нукумнасара и даже самого Атармарта и, преодолев Гват-Артад, отправились в северную оконечность Лумраста. Там они осели в западных отрогах гор Орокарни и более никогда не покидали тех мест. Но об этом будет рассказано далее.
Получив заветное кольцо, Атармарт покинул Гундум-Гатхол и верхом на Гаурходе умчался на север, к Эред-Энгрин. В тот же час в Нимлонде созывалось войско под предводительством Меретина и молодого царевича Тинвэроса.
И прибыв в Утумно Атармарт тут же отослал в далёкий Ангбанд ворона с известием для Саурона, но и его, как и Нукумнасара, глодало любопытство, чем же так ценно кольцо для господина и почему он строжайше запретил его надевать? Эти думы не давали Атармарту покоя, и, на свою беду, он решился испытать добытое кольцо. Однако его ожидал ужас, которого он ещё никогда не испытывал за время всего своего существования под небесами Арды. Лишь только кольцо коснулось его пальца, невыносимая боль пронизала всё его естество, и лишь теперь он понял, что на кольце этом нетленная печать далёкого Амана, которая будет вечность нещадно жечь всё, что было порабощено мраком. После этого Атармарт опасался даже приближаться к кольцу, а потому велел своим слугам забрать его и унести подальше, пока за ним не явится сам Саурон.
Получив долгожданное известие, Саурон несказанно возрадовался, однако не подал виду, и его господин Мелькор ничего не заподозрил. Долго раздумывал он, как отлучиться из Ангбанда, и воспользовался первым же удобным предлогом, чтобы умчаться на восток, где его с нетерпением ожидал Атармарт.
Тем временем воинство Нимлонда преодолело перевал Гват-Артад и, промаршировав у стен пограничной крепости Роментир, устремилось на север. И когда Меретин проезжал у основания скалы, на которой виднелся обелиск над могилой погибшего Белегара, на него нахлынули хоть и не самые приятные, однако дорогие сердцу воспоминания. Ни разу после того Меретин не хаживал в здешних местах, и с тех пор тут многое изменилось. Теперь вместо огромных вечнозелёных гигантов, усеивавших горные склоны до самой реки Кирнен, к небу вздымались омертвевшие и зачастую обугленные остовы некогда прекрасных могучих сосен. Равнина к востоку лежала в сумраке, ибо солнечные лучи не могли пробить испарений зловонного Эглоэга. Лишь белоснежные вершины гор по левую руку оставались неподвластными чарам зла.
– Взойдём на ту скалу, – внезапно сказал Меретин Тинвэросу, ехавшему в седле рядом, – ибо я желаю побыть со своими братьями.
– Господин, – с почтением отвечал Тинвэорос, ибо состоял в войске под началом Меретина, – твои братья мертвы. О ком ты говоришь?
– Видишь тот обелиск на скале? – спросил Меретин. – Это могила моего старшего брата Белегара. Давно уж нет его среди живых, но сердце по-прежнему хранит о нём светлую память.
Воины оставили лошадей и поднялись по крутому склону на вершину утёса к обелиску, с фигуркой соловья несущего на лапке кольцо.
– Но, господин, – сказал Тинвэрос, – здесь похоронен твой старший брат, в то время как Келебрин Отважный покоится на дне Священного Залива.
– Ты не прав, мой юный друг, – возразил Меретин. – Оба они ждут меня в Палатах Мандоса. Возможно, скоро я присоединюсь к ним, буде на то воля Владык, но не прежде, чем исполню клятву данную Келебрином. В этой могиле покоится Белегар, старший и достойнейший из нас троих, но обелиск в память о нём возвёл Келебрин, вложив в него труд рук с частью души своей. А значит, оба они здесь, с нами.
– Погляди, господин, – внезапно воскликнул Тинвэрос, подойдя ближе и указывая на могильный холм, весь покрытый прекрасными небесно-голубыми фиалками. – Кто-то бывает тут. Клумба ухожена и полита, а этот прекрасный венок на шейке соловья сплетён совсем недавно.
Неподалёку, звеня серебристыми струнами своих струй, протекал небольшой ручеёк, образуя рядом с могилой небольшую лужицу чистой прозрачной воды.
На глаза Меретина навернулись слёзы. Воспоминания, слишком живые, чтобы оставаться спокойным, нахлынули на него неудержимым потоком. Витязь опустился на колени у могилы брата и, не стыдясь юного Тинвэроса, тихо заплакал.
– Глядите! – внезапно вырвал Меретина из потока воспоминаний взволнованный голос Тинвэроса. Юноша указывал рукой на вершину нависающего над небольшой площадкой утёса. Там, в клубах опускающейся с гор туманной дымки, Меретин увидел фигуру стройной девушки с развивающимися на ветру златокудрыми локонами. Он не мог не узнать её. Это была таинственная Сериндэва. Одетая в голубое платье, с венком из горных цветов на голове, она была больше похожа на могущественную майю из народа Владык Запада, перенёсшуюся в эти неспокойные земли из самого Заокраинного Амана, и кто знает, возможно, так оно и было на самом деле…
– Госпожа-а-а, а-а-а, а-а-а! – закричал Меретин, и эхо донесло его голос до самых вершин, ослепительно блистающих в лучах восходящего солнца. – Я исполню клятву своего брата, брата, брата! Ибо теперь я за него, за него, за него!
Спустя мгновение туман, опускавшийся с гор, скрыл маленькую фигурку вдали, и больше её не видели, а Меретин ещё долго искал взглядом дивное видение.
Нимлондцы неуклонно продолжали свой марш на север. Меретин жаждал поскорее ввязаться в бой, однако, к неимоверному его сожалению, на пути не попадалось ни единого орка, хотя мест их стойбищ вокруг было видимо-невидимо. Было похоже, что все стоянки были покинуты совсем недавно. Враг страшился не напрасно, ибо очень устрашающе выглядело воинство Нимлонда и вся нечисть, лишь только завидев вдали шлейф поднимающейся в небо пыли из-под ног марширующей колонны, в ужасе бежала перед грозным войском.
Гигантской извивающейся змее было подобно войско Нимлонда. Чешуя из начищенных до блеска щитов ослепительно блестела на солнце, и земля содрогалась в такт шагам марширующих витязей. И когда тревожные вести достигли чёрных башен Утумно, Атармарт не на шутку испугался.
Как раз в то время, для того чтобы получить свой долгожданный приз, в Утумно прибыл Саурон. Застав Атармарта в паническом страхе, он в ярости дал тому пощёчину, и таким сильным оказался его удар, что Атармарт отлетел от своего господина не менее, чем на десять шагов, и, стеная от боли, повалился на холодные плиты мрачной обители. И смекнул Саурон, что нет, и не может быть более удобного случая, чтобы проверить мощь кольца и, злорадно рассмеявшись, приказал его принести. И вот слуги боязливо внесли вожделённый ларец, и Саурон обеими руками торжествующе поднял его над головой:
– Ничтожества! – надменно ухмыльнулся он. – Я сокрушу любую армию, которая встанет на моём пути! И даже более того; теперь я сокрушу самого Мелькора! – самодовольно прошипел он. – Долгие годы я ждал этого мгновения и вот теперь я стану властелином Средиземья. А глупый Мелькор пусть тешится своими никчемными Сильмарилами. Вот уже не одну сотню лет он не расстаётся с этими каменьями, испытывая ужасные мучения, но чего он добился?
С этими дерзкими словами Саурон открыл ларец и протянул руку к заветному кольцу, но едва он коснулся блестящего ободка, как из его горла вырвался душераздирающий вопль. Невыносимая боль пронзила руку тёмного владыки. Ларец упал на пол, а кольцо выскочило из него и с хрустальным звоном покатилось по каменным плитам. И когда оно столкнулось с одной из огромных колонн, оказавшейся на пути, та покрылась трещинами и спустя мгновение со скрежетом рухнула на каменные плиты, едва не раздавив под собой Атармарта. Саурон же, катаясь по полу, продолжал корчиться от боли. И тогда все увидели, что рука тёмного владыки покраснела подобно тому, как краснеет раскалённое в горниле железо. Ужасный слух быстро разнёсся по всем уголкам страны мрака, и теперь трепет объял всю тьму, что пресмыкалась и копошилась там.
Придя в себя от невыносимой боли, Саурон с трудом поднялся на ноги, и никто не решился ему помочь.
– Заберите это и сокройте от глаз моих в самых глубоких норах, чтобы я даже ненароком никогда на него не наткнулся, – злобно прошипел Саурон. – Однако берегите его, чтобы оно больше никогда не попало в руки эльфов, ибо, если это случится, тогда всем нам придёт скорый конец.
Неспроста ужас объял Саурона ибо на кольце Келебрина неисповедимыми, дивными путями лежала печать Амана, но как то кольцо попало на просторы Средиземья, навсегда останется загадкой.
Так перед Сауроном и Атармартом явью встала надвигающаяся угроза полного поражения, ибо войско Нимлонда беспрепятственно продвигалось к Ущелью Ужаса, и ничем теперь нельзя было остановить его. И у сил тьмы оставалась единственная надежда – кочевые племена южных равнин, которые присягнули на верность Атармарту. А потому Атармарт вскочил на Гаурхода и, воспользовавшись тайными туннелями, ведущими сквозь горы Эред-Энгрин на юг, пересёк Эглоэг и примчался в места обитания кочевников. И там он бросил клич, пообещав каждому, кто придёт ему на выручку, выделить землю на плодородных землях Лумраста. А надо сказать, что восточные равнины были, по большей части, пустынны и бесплодны и, прознав от Атармарта о щедрых землях, лежащих по западную сторону гор Орокарни, хилдоримы загорелись желанием завладеть ими. Атармарт же заявил всем, что он сам несправедливо отверженный владыка Нимлонда и если ему удастся вернуть потерянный трон, то он будет иметь законное право одарять землями всех тех, кто будет ему лицеприятен.
Так и случилось потом, что некий Фарахунд, впоследствии прозванный Черносердым, бросил клич всем кочевым племенам равнин вставать под его стяги. И щедрые посулы Атармарта были до того соблазнительными, что под знамёнами Фарахунда Черносердого собралось более ста тысяч воинов. И были те воины вооружены на манер орков – кривыми, зазубренными ятаганами и длинными алебардами с крюками. В тот день людской род принял сторону тьмы, не дав войску Нимлонда покончить с колыбелью зла восточного Средиземья. Впоследствии смертные много и долго с этим злом боролись, совсем позабыв, что однажды именно их предки не пожелали от него избавиться. А Перворожденные стали относиться к людям с опаской и недоверием, ибо никто не знал чего от них можно ждать.
Подняв на войну племена равнин, Атармарт явился в Гундум-Гатхол и забрал оттуда почти всех своих орков, и так Нукумнасар понял, что из правителя некогда великого города он превратился в изгоя-одиночку. Ему Атармарт оставил лишь несколько сотен своих гоблинов, чтобы было кому охранять работавших в недрах гор лепреконов и остальных узников, запертых в подземельях.
Очень быстро несметное войско Фарахунда переправилось через реку Кирнен и беспорядочной массой двинулось через замёрзшие топи Эглоэга, на север, к Ущелью Ужаса.
Тем временем, не встречая сопротивления, Меретин уверенно вёл своё войско вперёд, и многим стало казаться, что им без особого труда удастся разбить силы Атармарта и освободить восточные земли Средиземья от древнего коварного врага.
Оказавшись на подступах к Ущелью Ужаса, Меретин увидел, что в здешних краях многое изменилось с тех пор, как он с братьями бежал из этих зловещих мест много лет тому назад. Озеро раскалённой лавы, некогда заполнявшее низину в межгорье, застыло и превратилось в большую плоскую ложбину. Горы заметно помрачнели, ибо потоки лавы, сбегавшие из глубоких расщелин в былые времена, теперь были мертвенно-недвижны и уже не давали света. Горные пики, вздымающиеся над ущельем с обеих сторон, были так высоки, что свет солнца достигал ущелья лишь в течение нескольких скоротечных часов, а затем всё вокруг вновь погружалось в сумрак, и тогда склоны гор будто оживали. В расщелинах появлялось странное движение, и многие тысячи светящихся глаз взирали на нимлондцев с ненавистью и злобой. В сердца воинов медленно вползал страх, и теперь уже никому не казалось, что решающая схватка с силами тьмы будет лёгкой и быстротечной. И всё же, нимлондцы продолжали двигаться к норам, ведущим в долину Дурлад. На марше они уничтожали всю нечисть, встречавшуюся им на пути или не успевшую забиться в свои норы на склонах гор.
И вот огромное войско остановилось у безобразных отвратительных дыр, чернеющих вдоль всего горного склона по правую руку. Но во мраке тех нор метались едва уловимые тени, и жуткое шипение разносилось вокруг. И дрогнули сердца многих, когда Меретин, проехав на своём коне вдоль волнующихся рядов своего войска, призвал воинов к мужеству, Единственный путь, по которому можно достичь Дурлада, были эти жуткие норы, перед которыми оробели даже самые храбрые. И Меретин прокричал, что много лет назад они с братьями в одиночестве преодолели эти страшные, чёрные дыры и вернулись живыми, и если сегодня нимлондцы не наберутся мужества и решительности, то весь их поход будет бессмысленным.
И видя, что воины не решаются даже подходить к норам, вперёд, верхом на Белегросе, выехал юный Тинвэрос. И он с жаром призывал своих братьев к мужеству, но когда и его призывы не возымели действия, он соскочил с коня и сам шагнул к жутким пещерам. Восхитившись мужеством юноши, Меретин без колебаний последовал за ним. И вот они плечом к плечу, обнажив грозные клинки, шагнули в черноту прохода. В тот миг послышалось шипение, подобное тому, как шипит вода, соприкоснувшаяся с пламенем и тени отпрянули от входа в глубину норы. Воодушевлённые мужеством своих предводителей, и многие воины последовали их примеру. И вот уже множество нимлондцев приступили к норам и, изготовившись к бою, шагнули под мрачные своды туннелей. Казалось, что в тот миг горный хребет застонал, а из тысяч расщелин повалил белый пар. Почва под ногами затряслась, и по склонам гор заскользили каменные осыпи и обвалы, поднимая в воздух облака пепла осевшего на неприступных кручах. Многих, из оказавшихся в тот миг в подземельях вновь обуял страх, и они повернули назад. Однако небольшая горстка воинов продолжала продвигаться вслед за Меретином и Тинвэросом, и это были те, кто желали хоть немного приблизиться к легендарному подвигу прославленных братьев, ибо с давних пор никому более не доводилось попасть в долину Дурлада и вернуться после того обратно.
Смутные тени метались перед отважными воинами, но они продолжали бесстрашно продвигаться вперёд. И так безрассудна была отвага героев, что вся нечисть разбегалась перед ними по сторонам.
И вот, наконец, впереди забрезжил серый рассвет. Выбравшись на поверхность восточного склона, Меретин отстегнул от пояса свой походный горн и трижды протрубил в него над мрачной долиной разверзшейся у его ног. Эхо разнесло протяжный звук по мертвенным пустошам, и в ответ нимлондцам была лишь тишина. Вокруг не видно было ни души, и вся равнина до самых башен Утумно, маячивших вдалеке, на горизонте, была безмолвна. Тогда нимлондцы решили, что Атармарт бежал на север, к виднеющимся вдалеке вздыбленным ледникам, а о присутствии коварного Саурона никто из них даже не догадывался. Так горстка отважных воинов, набравшись смелости, двинулась к Чёрной Цитадели. Храбрецы желали обыскать темницы Утумно и выпустить на свободу пленников, если таковые отыщутся. И никто не подозревал, что в тот миг за ними неотрывно наблюдает сам Саурон. Тёмный владыка ожидал любого опрометчивого шага нимлондцев, опасаясь большой их численности. Пока что он не знал, сколько из них решились преодолеть Сквозные Норы в горной цепи Эред-Энгрин. Но когда он насчитал чуть более двух сотен храбрецов, направлявшихся в сторону Утумно, то с облегчением вздохнул, ибо понял, что теперь они все в его руках, и над равниной разнёсся зловещий смех. Тут же забили барабаны на стенах Утумно и отовсюду из расщелин потрескавшейся, словно высушенная земля равнины, полезли гоблины, орки и даже такие твари, которых доселе ещё не приходилось видеть никому.
В тот миг Меретин понял, что допустил непростительную ошибку, но что-либо исправить было уже поздно, и он приказал своим воинам замкнуться щитами, выстроив неприступный ромб. И вот две сотни воинов сомкнули щиты и ощетинились длинными смертоносными копьями, а вокруг неистовствовало море врагов подступивших на длину направленных на них копий. Тысячи разъярённых глоток подняли вокруг такой невыносимый шум, что воинам не было слышно приказов, которые не переставал выкрикивать Меретин. И всё же, хорошо обученные нимлондцы медленно, но уверенно отступали назад, где в склонах гор чернели дыры, напоминавшие разверстые пасти ужасных чудищ. Но враги не ограничивались лишь устрашающими воплями и время от времени делали попытки сломать строй отчаянных храбрецов. Вскоре в рядах нимлондцев появились раненные, которых тут же оттаскивали в центр построения, а на их место становились более свежие воины. Но долго так продолжаться не могло, ведь силы смельчаков медленно, но верно иссякали. Внезапно вдалеке, на западе, раздался гром, и над горизонтом засверкали молнии. Небо над головами быстро затянуло тучами, и начался настоящий ливень, а Меретин заметил, что в глазах противников появились растерянность и испуг. И неспроста заволновались исчадия тьмы, ибо в сверкающих над их головами молниях всем чудился хохот самого Манвэ. Слышали этот хохот и нимлондцы, что придало им сил и решительности.
Вскоре с горных вершин в долину хлынули бушующие потоки, и воинам Меретина пришлось продвигаться к отверстиям нор по колено в воде, что не могло не затруднять их продвижения вперёд. Однако, к счастью, гоблины и орки, до этого времени в огромном числе бесновавшиеся вокруг, вновь разбежались по норам, ибо струи дождя, направленные рукой самого Ульмо, словно кислотой жгли их пупырчатую кожу.
И увидев, что почти уже было захваченные пленники уходят из его рук, Саурон заскрежетал зубами, и вопль его разнёсся над долиной, в эти мгновения более похожей на бушующее озеро. И тёмный владыка сам вышел из ворот Утумно и впереди перед собой он гнал стаю ужасных волколаков. Рёв чудищ наполнил долину Дурлада таким ужасным воем, что нимлондцы засомневались в том, что для них всё уже благополучно окончилось. Однако, благодаря неожиданной помощи Владык Запада, Саурон потерял много времени, и навёрстывать его было уже поздно. Тёмный владыка был настолько озлоблен, что теперь готов был неделями срывать злость на своих ближайших пособниках и слугах.
В продолжение нескольких дней Меретин спешно вёл небольшой отряд к выходу из подземных лабиринтов. К тому времени воинство Нимлонда, остававшееся в Ущелье Ужаса, уже потеряло всякую надежду на возвращение своих героев. Все видели ужасную бурю, разразившуюся над Дурладом, и ощущали, как содрогается под их ногами земля, а потому решили, что владыки тьмы обрушили гору на Меретина и последовавших за ним воинов. Однако вскоре положение усугубилось ещё и тем, что далеко на юге показались первые отряды под предводительством Фарахунда Черносердого. Такой поворот событий был до того неожидан, что, зажатые в ущелье между склонами неприступных гор, нимлондцы оказались близки к панике. В тот миг Кингарвэ, племянник королевы Эсгаэрвен, не растерялся и, выехав на вороном коне перед войском, произнёс пламенную речь, тронувшую всех воинов. И, несмотря на свои молодые годы Кингарвэ сумел построить войско в боевой порядок и приготовил его к бою.
Увидев перед собой стройные ряды развёрнутого в боевой порядок воинства Нимлонда, Фарахунд Черносердый замешкался, не решаясь атаковать эльфов сходу. Вместо этого он стал ждать подтягивающихся подкреплений. Рати кочевников не были обучены искусству построения и держались беспорядочными толпами, а потому ровные ряды блестящих щитов нимлондцев охладили их пыл. И всё же, час от часу хилдоримов становилось всё больше и больше, и, наконец, по прибытии самого Атармарта во главе отряда из Гундум-Гатхола, настал момент, когда столкновение двух армий стало неизбежным. К счастью, в это время из норы на восточном склоне показался Меретин во главе самых отъявленных храбрецов его войска, и по стройным рядам нимлондцев прокатились возгласы ликования. При виде несметных полчищ хилдоримов Меретин на мгновение растерялся, но потом вспомнил, с каким нетерпением сам он и его воины искали встречи с врагом, вскочил в седло и поскакал вдоль строя, готового вступить в бой, ободряя братьев своей решительностью. Следом за ним, верхом на Белегросе, скакал и Тинвэрос, подавая воинам пример отваги и мужества. По рядам нимлондцев многократно прокатился возглас: – Охтарэ борун Тару Нимлонд! – что означало – воины верны владыке Нимлонда.
При виде бесстрашия нимлондцев, Барагунд решил начинать сражение, ибо решительность его командиров таяла на глазах. Понял это и Атармарт, а потому велел бить в барабаны, что послужило сигналом к атаке.
Не зря забеспокоились предводители войска кочевников, ибо в этом бою нимлондцы впервые применили уловку заманивания врага. Воинство Белого Города было разделено на три части. Первая и самая большая из них выстроилась вдоль поля предстоящего боя длинной полосой, а другие две были оттянуты назад и, как бы, скрывались за флангами основного строя. В разгар боя центральная часть войска должна была отступить, увлекая за собой вошедшего в азарт противника, и, в то же самое время, фланговые когорты расходились в стороны и, пропустив врага, чтобы он оказался зажатым с трёх сторон, обрушивались на зазевавшегося противника с флангов. Этот план ведения боя оказался более чем успешным, и первая волна атакующих была быстро разбита, рассеяна и беспорядочно бежала под защиту резервных сил.
Однако это было ещё далеко не всё. Под предводительством Фарахунда и Атармарта была армия, превышающая численность нимлондцев не менее чем в пять раз, и первая волна атаковавших отступила за спины свежих, ещё не участвовавших в бою воинов. Нимлондцы, преследовавшие отступающих врагов вынуждены были остановиться и, вновь сомкнув свои поредевшие ряды, отойти назад. Во второй раз Атармарт и Фарахунд уже не поддались на уловку эльфов, а начали планомерно теснить войско Нимлонда по всей линии боя одновременно. Неся невосполнимые потери, нимлондцы были вынуждены отступать и вскоре оказались загнанными в глухой угол, где горы преградили им путь к отступлению. К счастью вскоре над полем боя опустилась ночь, и Фарахунд отозвал свою армию назад, а всё ущелье, сколько видели глаза, осветилось тысячами огней бивуаков его несметного войска. И хотя за каждого павшего нимлондца врагу пришлось заплатить двумя, а то и тремя своими воинами, казалось, что кочевников не стало от этого меньше. Пересчитав всех своих воинов, Меретин понял, что следующего дня им всем не пережить; теперь нимлондцев оставалась лишь половина из того числа, что выступили в поход. И, взглянув на греющегося у костра Тинвэроса, Меретин решил, что его долг уберечь сына своего короля, ибо с ним была связана надежда на будущее всего Объединённого Восточного Королевства. А Тинвэрос был опьянён жаром сражения, и в его глазах горела жажда продолжить бой с первыми же лучами взошедшего солнца. Теперь сын короля вовсе не казался юным; лицо его было покрыто синяками и ссадинами, голова была перевязана, а взгляд был исполнен мужества и решительности. Иными словами юноша ничем не отличался от окружавших его старших и более опытных воинов. И Меретин подумал про себя:
– За этим мальчиком пойдут воины, а потому нельзя позволить ему навечно остаться в этом ужасном, мёртвом ущелье.
Ещё Меретин подумал о том, что никогда уже не сможет предстать перед королевой Эсгаэрвен, если не убережёт её сына.
Часы проносились стремительно, и рассвет был уже близок, а потому Меретину срочно надо было что-нибудь придумать, как сохранить жизнь сыну короля. И первым делом он подошёл к Белегросу, достал свою походную флейту и заиграл на ней прекрасную мелодию. И в ту музыку Меретин вложил всю свою душу и помыслы, а потому могучий конь понял его без слов. И заволновался Белегрос, не в силах устоять на месте, затряс гривой и склонил голову, коснувшись лба Меретина. И так уж случилось, что чудесная та мелодия донеслась до Сериндэвы через расстояния и прекрасная дева не могла остаться в стороне, как и многие столетия назад. Впоследствии стали поговаривать, что Сериндэва – дух высокогорных озёр, где вода одухотворена и прозрачна, словно слеза не целованной девушки. Но известно, что все воды Арды подвластны Ульмо и если догадки верны, то Владыке Всех Вод Земных ведом каждый шаг своей дочери. Правда это, или нет, но это всё, что известно о таинственной Сериндэве по сей день.
И вот начало светать и костры на равнине стали гаснуть один за другим. Келебрин с Тинвэросом стали по правую сторону войска, а слева был поставлен Кингарвэ, ибо воины прониклись уважением и доверяли ему. И вновь перед нимлондцами выросли несметные вражеские полчища. Настали минуты напряжённого ожидания, и ни один сигнальный рог не спешил разорвать тишину. Но внезапно над правым флангом эльфийского войска пронеслось протяжное: – Охтарэ борун Тару Нимлонд! – и всадники клином устремились на врага. Одновременно с этим боевым кличем опустились длинные копья, и поредевшие, но всё такие же грозные, ряды эльфийской пехоты двинулись вперёд.
А Фарахунд не ожидал от своего противника такого мужества. Он надеялся, что нимлондцы сдадутся на его милость и, используя их, он сможет потом торговаться с самим Тарэделом.
Во главе с Меретином всадники Нимлонда врубилась в ряды дрогнувшего противника, и это было столь неожиданно, что хилдоримы дрогнули, уворачиваясь от смертоносных копий и копыт разгорячённых боевых коней эльфийской конницы. Клин конников разрубил строй растерявшегося противника и продолжал продвигаться вперёд. Заметив это, Атармарт верхом на Гаурходе бросился наперерез Меретину. И когда всадники Нимлонда оказались в тылу строя врага, путь к свободе был открыт. Но верховые гоблины на волколаках под предводительством Атармарта приближались, и времени совсем не оставалось. Меретин подъехал к Белегросу и заглянул ему в глаза, а Тинвэрос даже не догадывался, что произойдёт в следующий миг. Ещё мгновение и Белегрос пронзительно заржал, встал на дыбы и, не подчиняясь более своему наезднику, во весь опор понёсся на юг. Вслед за Тинвэросом Меретин направил полсотни всадников, а сам приготовился к отражению стремительно накатывающегося врага.
Но, заметив группу удаляющихся на юг всадников, Атармарт тут же повернул за ними, бросившись в погоню. Он был уверен, что Меретин никуда от него не денется, но чувствовал, что дерзкий прорыв строя задумывался неспроста и возжелал остановить беглецов. Однако и Меретин не мог позволить Атармарту остановить Белегроса, уносящего на себе царевича Нимлонда и тоже поскакал вслед за удаляющимся на юг отрядом. Однако Меретин не сразу опомнился и теперь его отделял от Тинвэроса сам Атармарт с группой всадников на волколаках. Но и Атармарт, в свою очередь, никак не мог догнать могучего скакуна Тинвэроса. И эта погоня продолжалась несколько часов, пока всадники не приблизились к предгорьям Орокарни. Внезапно земля задрожала, и Меретин с ужасом увидел, как с белоснежной вершины срывается ледник и, сметая всё на своём пути, мчится прямо на скачущих впереди всадников. Затем туча снежной пыли заволокла всё впереди и больше Меретин уже ничего не видел.
Но судьба оберегала Тинвэроса и Белегрос вынес его из-под ужасной лавины. Вместе с ними спаслись ещё несколько всадников сопровождавшего их отряда, но большинство были навеки похоронены под толщей льда. К счастью ледник безжалостно смёл и всех преследователей, что пытались остановить беглецов. Из всех преследующих Белегроса лишь Атармарту удалось спастись, ибо Гаурход был самым древним и сильным из волколаков, и, в отчаянной попытке, он вскочил на надвигающуюся стену льда и вцепился в неё своими страшными, мощными когтями. И всё же Атармарт оказался в самом сердце облака снежной пыли, сопровождавшей лавину, и даже Гаурход с его отменным нюхом был ослеплён и бессилен отыскать след уходящего Белегроса.
А Белегрос всё скакал и скакал, пока не достиг русла реки Кирнен. Тогда могучий конь переправился через реку, после чего его ноги подкосились, и он обессилено осел на песчаный берег. Лишь теперь Тинвэрос заметил, что в боках и крупе его преданного друга торчат чернооперённые древка шести стрел. Одну из них юноша отыскал и в своём плаще, однако, к счастью, смертоносная стрела не пробила его кольчуги, ибо все те стрелы были отравлены.
Вскоре до брода через Кирнен добрались ещё семнадцать спасшихся всадников эльфийского войска и, переправившись на южный берег реки, увидели там склонившегося над умирающим Белегросом Тинвэроса. Юноша обхватил шею коня и безутешно рыдал.
Ещё до заката дух оставил Белегроса, благороднейшего из коней, и нимлондцы похоронили его на берегу реки Кирнен. Затем, объятые скорбью за всех погибших друзей и братьев, они побрели к цитадели Роментир.
При виде огромного ледника, преградившего ему путь, Меретин мог лишь надеяться, что Тинвэрос избежал гибели, и ему не оставалось ничего иного, как вернуться к своим бесстрашно сражающимся воинам. И на подступах к месту боя он увидел в панике бегущих ему навстречу хилдоримов, ибо Кингарвэ в поединке убил Фарахунда Черносердого и, оказавшись без предводителя (ибо Атармарта тоже не было на поле брани), разрозненные кочевники бросились наутёк. Нимлондцам же отступать было некуда, и они стояли насмерть. После того боя нимлондцев осталось немногим более трёх тысяч из двадцати двух, покинувших Белый Город. Так войском Нимлонда была одержана победа, хоть и досталась она дорогой ценой. Сражением Невосполнимых Потерь стали называть ту драматическую битву, и под таким названием она вошла в Летопись Восточных Пределов.
|
