|
Велика была скорбь всего королевства, и в смерть Тарэдэла ещё долго никто не мог поверить. На улицах Нимлонда не слышно было стенаний, а тишина стояла такая, будто над миром разом стихли все звуки. Птицы прекратили свои беззаботные трели, дельфины больше не резвились у причалов гавани и даже суетливые насекомые куда-то исчезли.
Лик Тарэдэла даже на смертном одре выглядел так, словно Владыка Нимлонда лишь заснул, и его долго не решались хоронить. Лишь на седьмой день его возложили на погребальный корабль и все эльфы королевства пришли, чтобы проститься с Великим Королём Востока. Поговаривают, что самые зоркие в тот день могли разглядеть вдали фигуру самого Балинока, стоящего в окружении немногочисленной свиты на скалистом берегу, неподалёку от устья реки Хиарменмель.
Ладью щедро украсили цветами и ложе, на котором покоилось тело короля, было подобно благоухающей клумбе. Тарэдэл был облачён в боевые доспехи, в которых, вместе со своими воинами, он принял на себя удар врага, и хотя на облачении короля виднелись множественные рубцы и царапины от вражеских мечей, но такова была его последняя воля. В тот день в воздухе над заливом не было ни единого дуновения ветерка, и белоснежный парус в прозрачном воздухе утра оставался недвижим. В скорбном молчании ладью оттолкнули от берега, и Великий Король отправился в последний путь по водам Благословенного Залива. Корабль медленно удалялся от берега по зеркальной глади, и когда стрелки подожгли свои стрелы и натянули луки, внезапно налетел порыв ветра и погасил танцующие язычки пламени. На море тут же поднялось волнение, со скал сорвались чайки, оглашая пространство прощальными криками. Вскоре вода у погребальной ладьи вспенилась, и на глазах у всех из волн залива показался наконечник огромного трезубца. Затем из воды показалась могучая рука, сжимающая древко, а за ней из глубин поднялся тот, чьё имя выговаривали с благоговением, затаив дыхание. То был сам Ульмо – Владыка Вод. Он был облачён в латный доспех и панцирь его сверкал на солнце как рыбья чешуя. Бирюзовая мантия развевалась на порывистом ветру за могучими плечами, а голову венчал изумрудный шлем с распростёртыми крыльями чайки. Тут же рядом с ним, словно по мановению волшебства, появились стаи дельфинов. Ещё мгновение и ветер вновь стих, а волнение успокоилось. Затем Владыка Вод накинул на нос ладьи длинную верёвку из дивных водорослей, усеянную множеством колец, и дельфины, схватившись за кольца, повлекли корабль в открытое море. Ульмо на глазах у всех погрузился в морскую пучину и на том месте, где он скрылся под водой, образовался огромный водоворот.
Затаив дыхание эльфы провожали взглядами быстро удаляющуюся ладью, а когда она скрылась на горизонте ещё долго стояли молча, не решаясь нарушить торжественную тишину.
Как бы ни была тяжела утрата Нимлонда, жизнь продолжалась, и после упокоения отца на трон взошёл молодой Тинвэрос. По просьбе Тахара новый владыка Нимлонда позволил лепреконам пройти через Гват-Артад, а так как они не могли вернуться в Габилбунд, где их никто и не ждал, то он разрешил им поселиться в северных пределах Лумраста. Эльфы Фоэрн-Мара были прощены, но возвращаться в Нимлонд не пожелали; им стыдно было смотреть собратьям в глаза, а потому они поселились в лесах, по западную сторону от перевала Гват-Артад. Они жили в полном уединении и поклялись незримо оберегать свою землю от посягательств врагов. Говорят, так зародилось тайное братство, которое дожило до поздних дней.
Тахар со своим отрядом гномов вернулся в Фоэрн-Мар, но пробыл там недолго. Вскоре после сражения у стен Аглорама в Фоэрн-Мар вернулись лепреконы. Они стали собирать с собой все добытые ими драгоценные каменья, чтобы забрать их с собой, однако люди возмутились. Некий Холварт от имени всех хилдоримов-изгоев сказал лепреконам так:
– Долгие годы мы жили вместе и делили с вами наши пищу и кров. Вы же всё это время лишь копали норы, без устали разыскивая драгоценные каменья. Теперь пришла ваша очередь поделиться с нами частью ваших трудов.
Однако в тот день в лепреконах впервые пробудились ростки, посеянные в их сердцах злобным Атармартом, и избежать беды не помогли даже уговоры почтенного Тахара, которого все они безмерно уважали. И когда люди решили удержать свою долю сокровищ силой, лепреконы схватились за мечи и между двумя народами, долго жившими в мире, вспыхнула отчаянная резня. В тот день силы зла собрали обильную кровавую жатву, и увидел тогда Тахар воочию, как извратил сердца несчастных гномов коварный Атармарт. В тот же день проклял он Древнего Предателя, как зачастую между собой называли Атармарта эльфы, и ещё долго сидел в полном одиночестве, не желая ни с кем говорить. Говорят, что убитый горем, благороднейший и талантливейший из всех гномов Габилбунда, Тахар поседел за те несколько дней, что провёл в полном одиночестве посреди леса. Некоторые даже полагали, что он лишился рассудка. Потом благородный гном молча поднялся и, не сказав никому ни единого слова, ушёл на север, а слухи о нём ещё долго бродили между эльфами и людьми востока. Поговаривали, будто он подался в северные края и там, под самым боком у Атармарта пытался его выследить, чтобы рассчитаться с ним за все его подлые злодеяния, принесённые в этот мир. Другие говорили, что это вздор, и что никому не удастся укрыться от бесчисленных глаз и ушей прихвостней Атармарта, а иные не соглашались, и у них были на то веские причины; неспроста ведь Тахар слыл самым мудрым, хитрым и изобретательным гномом, когда-либо жившим под горой Габилбунд. Откуда шли все эти зыбкие сведения, оставалось загадкой, однако как не бывает дыма без огня, так и за слухами всегда прикрыта истина.
Оставшись без своего предводителя, соплеменники Тахара покинули Фоэрн-Мар и возвратились в родной Габилбунд. Там ими было составлено и записано «Сказание о Тахаре», и ни одна легенда не была столь любима и почитаема выходцами из подземных чертогов Габилбунда.
Мир с уходом Тарэдэла и его верного друга Тахара сильно изменился, однако точку в нашей истории ставить ещё рано.
Слух о резне в урочище Фоэрн-Мар дошёл до Тинвэроса уже после того, как Зачарованный Народец, преодолев Гват-Артад, удалился на север Лумраста. Молодого владыку Нимлонда это известие сильно обеспокоило, ведь лепреконы воистину принесли с собой ростки зла на просторы его земель, однако Тинвэрос решил оставить всё как есть. Так лепреконы остались жить в пещерах северной части гор Орокарни, под самым боком у эльфов Объединённого Восточного Королевства, но нимлондцы с тех пор всегда относились к ним с опаской и недоверием.
Похоронив мужа, королева Эсгаэрвен приказала поместить меч Нарандуниэ на вершине башни Тир-Этиль и никогда более не тревожить его, ибо такова была последняя воля Тарэдэла. Ещё она поведала своему сыну, что на заре Объединённого Восточного Королевства Ульмо пообещал, что если придёт день, когда Тарэдэл удалится в палаты Мандоса, и после долгих дней мира рукояти меча коснётся рука следующего короля, то Ульмо явится на помощь сам и сокрушит всех врагов Нимлонда. Тогда лишь один его вздох пробудит глубинные силы моря, и священные воды смоют с лика Лумраста всю скверну. Однако это случится лишь один раз, и без крайней нужды более никому не следует брать в руки заветный клинок.
После Дней Скорби королева повелела называть себя своим прежним именем, коим от рождения нарекли её родители. Сама она более не считала себя королевой и словно тень, днями и ночами, бродила по опустевшему для неё городу, а, быть может, и миру. Ничто более не приносило ей радости, ведь часть её сердца умерла вместе с возлюбленным мужем. Лишь по прошествии нескольких лет боль утраты немного притупилась и Илуэнтэ стала появляться в собраниях. В то время всё чаще звучали призывы об исходе на запад, ибо над Эглоэгом всё плотней становились туманы, и всё чаще видели орков неподалёку от развалин Роментира. И тогда по Нимлонду поползли слухи о том, что Атармарт собирается вторгнуться в Лумраст. И, надо сказать, что слухи эти были отнюдь не беспочвенны. После поражения хилдоримов и гибели их предводителя, тёмный владыка осмелел и теперь уже не стеснялся появляться со своими орками на равнинах за рекой Кирнен. Вожди многих племён вновь признали его своим повелителем, ибо со смертью Угварта Одноглазого не нашлось более властолюбцев столь свирепых и жадных до власти, что готовы были бросить вызов наместнику Саурона.
За два года, минувшие после Сражения у Врат Аглорама, нимлондцы успели достроить врата своей новой защитной цитадели, однако они не были столь прочными, чтобы на их крепость можно было полностью положиться, а сиротливо возвышавшаяся над равнинами башня Роментир уже не внушала ужаса подкрадывающимся под её стены оркам и гоблинам. Так Око Нимлонда на востоке пришло в бездействие, и это дало возможность врагам подбираться даже к стенам Аглорама, выведывая слабые места новой крепости.
А в Нимлонде Илуэнтэ стала всё чаще и чаще расспрашивать Даэрона о землях, где он жил до того, как пришёл на восток, и первый советник государя задумался о причинах столь неуёмного интереса королевы. И когда Даэрон поведал об этом Тинвэросу, тот подошёл к матери и прямо спросил её, не замыслила ли она уйти на запад? Тогда Илуэнтэ ответила так:
– Сын мой, за то время, что я провела рядом с твоим отцом, я отдала нашему королевству всё, что могла. Теперь же, когда мужа моего более нет рядом, пламень в моей груди погас, подобно тому, как тухнет фитиль в лампаде, в которой выгорело всё масло. Моё сердце задыхается без света, который я черпала в любви к твоему отцу, и без него ничто не заменит мне этой невосполнимой утраты. Одна лишь надежда ещё есть у меня; я знаю, что на западе, далеко за бескрайним морем, есть Благословенный Край, где нет ни печали ни тревог, и наши братья живут там в свете славы Великих Владык Запада. И если у меня есть хоть малейший шанс достичь тех далёких берегов, я должна попытаться сделать это. И не пытайся удержать меня, сын мой, ибо здесь я словно призрак былых времён – вот ты видишь меня перед собой, но в мыслях я далеко, в тенетах милых сердцу воспоминаний.
Ничего не сказал Тинвэрос в ответ своей матери, потому что и сам видел, что сказанное ею – правда. И более не чинил он ей препятствий и вернулся к государственным делам, требующим немедленного решения. И в правлении Тинвэрос был находчив, смел и решителен, ибо к нему перешли по наследству все достоинства его отца. А потому нового владыку Нимлонда впоследствии стали величать Тинвэросом Мудрым.
А Илуэнтэ собрала вокруг себя всех уставших от бремени мира, что желали идти вместе с ней на запад. Однако одно беспокоило её; дар повелевать могучими энтами, коим наделила её владычица Йаванна, был лишь у неё одной, и с её уходом Нимлонд лишался сильных союзников. И тогда вновь Илуэнтэ удалилась в лесную чащу, что раскинулась бескрайними просторами в краю Галендор. И вновь она взывала к милости Йаванны и владычица вновь явилась ей.
– Здравствуй, дочь моя, – первой заговорила Йаванна. – Вижу я, что сердце твоё окутано пеленой печали, и радость жизни погасла в глазах твоих. А потому прошу тебя, поведай мне о причине твоих горестей.
И тогда Илуэнтэ повторила Йаванне те же слова, которые сказала своему сыну, но добавила:
– Прошу тебя, моя милостивая госпожа, передай дар, которым ты наделила меня, моему сыну, ибо тяжко придётся ему без помощи Пастырей Дерев.
Улыбнулась тогда Йаванна и ответила так:
– Не печалься, дочь моя, ибо близок час, когда небо осветится сполохами гнева Владык Запада, и Светозарные Витязи Благословенного Края избавят многострадальные земли от гнёта тьмы. И всё это произойдёт ещё до наступления зимы, и тебе не о чём беспокоиться. А потому возвращайся назад и делай то, что велит тебе твоё сердце. И благословение леса да прибудет с тобою в веках.
И возвратилась Илуэнтэ в Нимлонд, и с того дня сердце её было спокойно за судьбы своего народа. И спустя два месяца небольшой отряд эльфов был готов выступить из Нимлонда, чтобы достичь гаваней запада, а оттуда, на быстроходных кораблях мореходов, попытать счастья в поисках Заокраинного Амана.
И вот пришёл день расставания. Все жители Нимлонда собрались, чтобы проводить свою королеву. И выйдя перед народом, Илуэнтэ низко поклонилась всем собравшимся, и Нимлондцы ответили ей тем же. Затем она подошла к своему сыну и сказала:
– Сын мой, я знаю, что оставляю наш народ в тяжёлое время, но уверена, что ты достоин своего прославленного отца и с честью понесёшь нелёгкое бремя владычества. Будь отважным и решительным и не забывай нас – тех, чья нетленная любовь подарила тебе жизнь в этом мире. Я всегда буду ждать тебя там, куда ухожу и где, в конце концов, окажемся все мы на закате Дней Мира. И благословение валаров да пребудет с тобой вечно, сын мой. Прощай.
Простившись, Илуэнтэ повернулась к западу с высоко поднятой головой и сама возглавила шествие. И более она не оборачивалась. Так, на исходе весны, ушла на запад любимая всеми королева Эсгаэрвен, и вместе с ней события ветхих лет превратились в легенды, которые с благоговением передавались новым поколениям. И никто никогда так и не узнал, достигла ли горстка отважных эльфов Благословенных Берегов Заокраинного Запада, и предания молчат об этом.
Но дни неустанно сменяли друг друга и на исходе лета, перед великими свершениями, изменившими очертания Средиземья, к вратам Нимлонда прискакал дивный всадник. И столь странным было животное, на котором он примчался, что все, кто видели его прибытие, решили, что не иначе, что он посланец самих Владык Запада. Похожее на статного жеребца и покрытое белым, блестящим на солнце густым мехом, диковинное животное несло на своей голове рога, более походившие на настоящее дерево; так в Нимлонде впервые увидели оленя северных краёв. И то был один из праотцев всех оленей, которые и поныне властвуют севером. Не менее дивным был и сам наездник, примчавшийся на чудесном животном; его длинная борода и волосы на голове были так же белы, как и шерсть его белоснежного скакуна, а взгляд был суров и решителен. Пронзительный горн вестника был слышен ещё издалека, когда он объезжал всех Перворожденных, которые небольшими, отдельными общинами, по сей день всё ещё населяли леса Лумраста. Лишь когда всадник въехал в ворота Нимлонда, все с удивлением узнали в нём сильно изменившегося Тахара. Нимлондцы были поражены, ибо все знали о трагедии, происшедшей в урочище Фоэрн-Мар и помешательстве благородного гнома. И эльфы так же слышали о том, что, убитый горем, он в одиночестве подался на север, к Ущелью Ужаса, и уже никто не ожидал увидеть его в живых. Но судьба и десница Ауле хранила Тахара, а после того появления многие даже усомнились в том, что он гном, ибо был он подобен тем Великим Духам, что сошли в Арду в Начале Времён. Сказывают, что Тахар решил до конца дней своих преследовать Атармарта, и коль скоро он не мог убить его, отправив в бездны пространств, то поклялся вечность не давать ему покоя. Много чего ещё рассказывают об этом великом духе, вышедшем из-под горы Габилбунд. Одни говорили, что клятва гнома была услышана, а другие даже подвергали сомнению само то, что он был гномом, и похоже, что истина так и останется сокрытой тайной бессчётных веков.
Новоявленный Тахар, будто бы, даже стал выше ростом и гордой осанкой своей походил на самого Ауле, создавшего Народ Камня на заре времён. Тинвэрос с радостью принял друга своего отца во дворце и внимательно выслушал его. И такими были слова Тахара:
– Я, друг отца твоего, послан к тебе владыками Ауле и Ульмо затем, чтобы упредить тебя о надвигающейся войне. Ужасны будут последствия этой войны, ибо Рать Запада явится во всей силе и мощи, и гневом своим сокрушит тьму, оскверняющую лик Средиземья. Война Гнева уже неотвратима и начнётся она далеко на западе, но столь яростной будет она, что отголоски её достигнут пределов твоего королевства. В те дни море выйдет из берегов, и волны его будут разбиваться о стены Белого Города. Лишь те, кто окажется в Нимлонде, смогут избежать гибели. А потому поторопись, государь, собрать весь народ свой, ибо время коротко.
Передав послание, Тахар почтительно поклонился и развернулся, собираясь уходить.
– Неужели после стольких лет разлуки ты покинешь нас так скоро? – удивился Тинвэрос. – Останься, друг, ибо лучшим другом моему отцу был ты, а потому дорог мне не менее.
– Прости, государь, – отозвался Тахар, задержавшись на мгновение, – но Воля Пославших меня теперь превыше всего, а я должен ещё упредить свой народ в Габилбунде. И поверь мне, мой друг, что как гном я знаю, как трудно убедить гномов оставить всё, что нажито столетиями упорного труда, а именно это и предстоит мне сделать, или я подведу своего владыку.
Тахар поклонился ещё раз и продолжил путь к выходу, где его с нетерпением поджидал четвероногий друг. Казалось, весь город собрался вокруг оленя, и гном с трудом пробрался сквозь толпу удивлённых нимлондцев. Затем он вскочил в седло, протяжно протрубил в горн и, когда толпа расступилась, с быстротой ветра унёсся на юг, к Габилбунду.
С того дня к Нимлонду потянулись эльфы со всего побережья моря Хелкар, и когда поток беженцев прекратился, население Белого Города увеличилось вдвое.
А тем временем Тахар прискакал к вратам Габилбунда и гулко постучал в ворота подземных чертогов. И когда гномы увидели перед собой давно оплаканного родича, то несказанно возрадовались. Они решили, что он вернулся насовсем, и сразу стали готовить пир. Но Тахар немедля предстал перед постаревшим Балиноком, и тогда все вокруг с удивлением заметили, что, в сравнении с государем, лишь седина выдавала возраст посланника, а во всём остальном он выглядел таким же подтянутым и крепко сбитым, каким был в далёкой молодости.
Когда Тахар объявил во всеуслышанье о том, что все гномы Габилбунда должны покинуть свои родные чертоги и уходить на запад, ибо всех оставшихся постигнет неминуемая гибель, в зале повисла мёртвая тишина. Лишь Тахар всё продолжал говорить о том, что с собой не надобно брать многих вещей ибо, не желая расстаться со своими пожитками, каждый рискует потерять жизнь. И ещё много говорил Тахар о грядущих переменах, среди которых были дрожь земли, обрушение гор и даже выход из берегов целых морей, но потом в собрании поднялся шум негодования, и большая часть гномов посчитала, что в долгих странствиях Тахара совсем оставил рассудок. Но Балинок так не считал. Он видел, как горят глаза старого друга, и верил всему, что тот говорил.
И услышав из толпы насмешки, Тахар сказал:
– Все вы слышали, что я сказал вам, и теперь мне осталось добавить лишь одно; здесь, перед вами, я исполняю волю праотца нашего Ауле и от того, сколь мудрым будет ваше решение, зависит жизнь ваших семей.
И тогда из толпы послышались оскорбления и угрозы, и, испугавшись за саму жизнь своего друга, Балинок выгнал его за ворота Габилбунда. Говорят, что в миг расставания в глазах государя Подгорного Царства стояли слёзы, но он не мог сделать большего, чтобы сохранить жизнь друга и соратника.
В скорби Тахар оставил чертоги, в которых родился и провёл большую и самую счастливую часть своей жизни, но такова была плата за то, чтобы стать беспристрастным глашатаем своего владыки. Покинув родные края, благороднейший из рода гномов вновь умчался на север и более его никто не видел.
А гномы Габилбунда не все были озлобленны на Тахара, казавшегося безумным. Самые близкие его друзья знали, что на него можно положиться как на самого себя, и потому они, как и настаивал избранный глашатай Ауле, собрали с собой всё, что могли увезти на тележках, и навсегда покинули подгорные чертоги Габилбунда. С собой они уговаривали отправиться и Балинока, но тот ответил:
– Недолго мне осталось жить на этом свете, и что я обрету с вами в неизведанных краях – неизвестно. Но здесь я по-прежнему король, и если мне суждено погибнуть под горой, в своих чертогах, то свою славную жизнь я окончу королём Габилбунда.
Потом государь благословил всех, решившихся уйти, и отпустил их с миром. И когда беженцы выходили через ворота, их сопровождали насмешками и оскорблениями.
А между тем неумолимо близилось то грозное время, о котором предупреждал Тахар, а также и Илуэнтэ рассказывала своему сыну. Но Атармарт обо всём этом даже не догадывался, как не ведали того и его покровители Мелькор и Саурон. Тёмный владыка был поглощён последними приготовлениями к войне и в преддверии зимы решил со своими несметными ратями вторгнуться в Лумраст через узкий пролив, соединявший море Хелкар с водами океана, омывающего восточное побережье Средиземья. Зима обещала быть суровой, и пролив уже был скован льдом, на который ступило вражеское войско. Но достигнуть Лумраста Атармарту было не суждено; внезапно земля задрожала, и далеко на западе небо осветилось зарницами. Гром прокатился от запада до востока, и по льду поползли трещины. Подземные толчки всё усиливались и усиливались, когда лёд стал крошиться. Огромные льдины переворачивались, накрывая собой визжащих от ужаса орков и гоблинов, но первыми под лёд уходили огромные тролли. И вскоре всё войско оказалось на дне пролива, но Атармарт уцелел; стихия была над ним не властна. Ужасный Гаурход, на котором он восседал, хорошо плавал и без особого труда добрался до берега.
А земля всё не прекращала вздрагивать. Во внутренних водах моря Хелкар разразился ужасный шторм. Воды вышли из берегов и затопили весь Лумраст, а также и Галендор. Вскоре над неистовым штормом нерушимо возвышались лишь стены Нимлонда, о которые непрестанно разбивались бушующие волны. Однако самое страшное было ещё впереди. Те из нимлондцев, кто имел мужество наблюдать гнев стихий, увидели, как в небе над Эред-Энгрин засверкали молнии, и тогда всем показалось, что в их отсветах в направлении Дурлада пронеслась грозная конница. Звуки труб разрывали пространство, чередуясь с оглушительными раскатами грома, а реющие на штормовом ветру вымпелы и знамёна простирались от края до края небосвода. И многие тогда поняли, что это Владыки Запада пришли со своими воинствами, чтобы очистить Средиземье от тёмных пут зла. И недра исстрадавшегося Средиземья вторили гневу валаров, откликаясь на зов их серебряных труб. На западе от моря Хелкар из воды начали подниматься настоящие горы, а иные вершины наоборот опускались в морскую пену. В те грозные дни Утумно была навеки стёрта с лица Арды, чтобы её зловонные испарения не омрачали более прекрасных просторов Средиземья. Габилбунд был полностью разрушен стихиями, и вся гора скрылась под водой, забрав с собой и жизни гномов, которые давно стали рабами своих сокровищ. И лишь немногие, кто послушались Тахара, спаслись, уйдя в западном направлении. Так же был стёрт с лица земли и давно опустевший Гундум-Гатхол. Говорят, кочевники до последнего дня боялись приближаться к его мрачным стенам, ибо по ночам оттуда всё время слышались вопли и плач призраков. И все эти грозные события произошли сразу после того, как расколовшийся Белерианд погрузился в морскую пучину вод Великого Белегаэра на западе.
Лишь спустя много дней шторм вокруг белокаменных стен Нимлонда начал стихать, и воды вновь постепенно вошли в берега. Так эльфы Обьединённого Королевства Востока впервые увидели очертания своих обновлённых земель. Воды моря Хелкар остались на своём месте, однако там где ранее был пролив, встали горные вершины, и теперь Нимлонд со всех сторон оказался окружён цепью гор; так Владыки Стихий, Владыки Запада, позаботились о том, чтобы Непожелавшим не пришлось более страдать от произвола сил зла. Не было теперь и Благословенного Залива, каким все его привыкли видеть; воды моря Хелкар протянулись далеко на юг, так что южные берега совсем скрылись из виду. Впоследствии вода во внутреннем море из-за многих стекавших с горных вершин рек стала пресной, и море Хелкар всё чаще начали называть озером. А затем изменилось и само его название. В недрах восставших гор до поры до времени таились осколки чаши древнего светильника Иллуин, и осколки эти, вымытые из горных недр бесчисленными ручьями и родниками, отдавали водам остатки своих древних чар. Пройдя по руслам рек многие мили, они становились округлыми и маленькими, словно голубиные яйца и по ночам их свет был виден на водной глади. Именно поэтому со временем озеро получило название Рилнен, что означало – Сверкающие Воды, а окружённую горами со всех сторон землю стали называть Дорталион, что значит Несломимая Земля или Эсгалдор – Потаённая Земля.
Из всех народов, окружавших эльфийское государство ранее, в пределах Дорталиона, волей судьбы остались лишь лепреконы, но они жили в горных пещерах далеко на севере Окружных Гор и не тревожили эльфов Нимлонда.
В течение ещё многих веков никто на востоке Средиземья не догадывался о лежащей за неприступными горными вершинами благодатной земле, но время никогда не стоит на месте и всё тайное когда-нибудь становится явным.
|
