Однажды, безоблачным утром одного прекрасного зимнего дня, по велению своего беспокойного деда, Пако с ведром в руках направился к протекающему неподалёку ручью. Утро было просто чудесное, а солнце пригревало в спину так, будто на пороге уже была весна. Пако бежал к реке вприпрыжку, бодро размахивая ведром и весело насвистывая мотив полюбившейся ему застольной песни, которую чаще всего любили напевать постояльцы дедова трактира. Подбежав к чистому, как слеза, горному ручью, он забрался на один из омываемых кристальной водой камней и, став на колени, зачерпнул ведром воды. Вода со звонким журчанием протекала по каменистому дну и была настолько прозрачна, что ему нестерпимо захотелось умыться. Он поставил наполненное ведро на камень позади себя, и, сложив руки чашечкой, опустил их в воду, чтобы зачерпнуть пленительной влаги. Вода в этих местах всегда была очень холодной, однако Пако уже давно к этому привык.

– Доброго тебе утра, молодой человек, – внезапно раздался у него за спиной зычный, с хрипотцой голос.

От неожиданности Пако чуть было не свалился в воду. Из-за шума горного потока он совсем не слышал, что к нему кто-то подошёл. Вскочив на ноги как ошпаренный, он увидел перед собой седобородого старца с приветливо улыбающимся лицом, покрытым неглубокими морщинами. Его голову опоясывала голубая ленточка, придерживающая длинные, выбеленные сединой волосы так, чтобы они не падали ему на лицо. Проницательные серые глаза незнакомца изучали Пако внимательным орлиным взглядом, а большой нос с горбинкой лишь усиливал это сходство. На нём был длинный плащ, который настолько выгорел на солнце, что о его первоначальном цвете теперь можно было только догадываться. Полотно, из которого он был скроен, уже давно приобрело светло-серый цвет. Лишь в тех местах, где на нём были складки, ещё можно было заметить остатки выветрившейся и выгоревшей голубой краски. За спиной незнакомца на потёртом кожаном шнурке висела, такая же выгоревшая, как и его плащ, островерхая шляпа. Однако, несмотря на некоторую изношенность, его одежда была опрятной и чистой, а на ногах красовались великолепные белые сапоги со слегка загнутыми кверху носками. В правой руке старец сжимал сучковатый дорожный посох, а на плече у него висела видавшая виды дорожная сумка. Несмотря на некоторое сходство старца с хищной птицей, его приветливая улыбка внушала Пако доверие. 

– Не дашь ли старику напиться, дружок? – добродушно спросил незнакомец.

– Отчего ж не дать, милости просим. Воды в реке на всех хватит, господин хороший, – отозвался Пако, протягивая старику наполненное ведро.

Старец аккуратно сложил на камне свою дорожную суму и посох и принял ведро из рук хоббита. Пил он так долго, что в какой-то миг Пако даже решил, что одним ведром он и не обойдётся, однако его предположение оказалось ошибочным.

Напившись и смачно крякнув, старец вернул ведро Пако.

– Премного благодарствую, э-э… как ты сказал, тебя зовут? – глянул старик на Пако хитроватым вопросительным взглядом.

– А я вам ещё этого и не говорил, господин хороший, – настороженно отозвался Пако.

– Ну, ежели не говорил, то ведь доброму человеку, будь он даже хоббитом, никогда не поздно и представиться, – ещё раз обезоруживающе улыбнулся старец, и на это Пако возразить было уже нечего.

– Величают меня Пакмелонием, господин хороший, а фамилия моя – Прыгинс. Друзья же зовут просто – Пако.

– А не внук ли ты того самого Пончо Прыгинса, который держит тут свой трактир? – не отставал старик.

– Точно так, господин хороший, – снова отозвался Пако.

– Да что ты всё заладил – господин хороший да господин хороший? – снова улыбнулся старик.

– А как же вас тогда величать? – растерялся Пако.

– Называй меня хотя бы господин Мельхеор – под таким именем меня знают в этих краях.

– Хорошо, господин Мельхеор, постараюсь не забыть вашего имени, – согласился Пако.

– А что такого в моём имени? – поинтересовался старик, вопросительно сдвинув брови.

– Да вроде бы и ничего, господин хор… Мельхеор, – осёкся Пако, – да только такого имени в наших краях я раньше никогда не слыхивал.

– Ну вот, теперь уж слыхал, так не забывай, – ещё раз добродушно улыбнулся старец. Он подобрал свой посох и перекинул сумку через плечо.

– Ну что же, молодой Пако Прыгинс, увидимся с тобой вечером, в трактире твоего деда. Ты ведь по-прежнему ему помогаешь? Не так ли? – снова поинтересовался Мельхеор.

На этот вопрос Пако ничего не ответил, а про себя подумал – откуда он меня знает? Пока он терзался своими догадками, совершенно неожиданно, откуда ни возьмись, появился филин, который подлетел к старцу и величаво взгромоздился на его посох. Он заморгал большими, как плошки, глазами и внимательно уставился на Пако.

– Познакомься, Глинвинг, это молодой господин Прыгинс, – совершенно серьёзно представил Мельхеор хоббита сидящей на его посохе птице. – А это мой давнишний приятель Глинвинг.

Глинвинг оказался довольно крупным белым филином с серыми пятнышками на груди. В следующее мгновение птица повернулась к Мельхеору, открыла клюв и что-то негромко просычала.

– Да, Глинвинг, очень похож, – ответил Мельхеор, внимательно изучая Пако своим взглядом. – И, может быть, в дальнейшем так оно и получится.

– Простите, сударь, я не совсем понял, о чём это вы? – растерялся удивлённый Пако.

– Я говорил со своей птицей, Пакмелоний Прыгинс, и должен сказать, что она о тебе совсем неплохого мнения.

При этих словах у Пако от удивления даже челюсть отвисла. Он ещё никогда не слышал, чтобы кто-то мог разговаривать с птицей.

– Приятно было с тобой познакомиться, молодой человек. Увидимся вечером, – попрощался Мельхеор, собираясь уходить.

– Добро пожаловать в наш трактир, сударь, – вежливо предложил Пако.    

– Ну что ж, пойдём, Глинвинг, – сказал Мельхеор своей птице, и филин в тот же миг взмыл в воздух и полетел в сторону возвышающегося над перевалом гигантского дерева.

Спустя несколько мгновений Пако опять остался один. Он ещё долго, словно завороженный, смотрел вслед удаляющемуся Мельхеору и размышлял о том, как здорово было бы послушать удивительные истории этого старика. – Тому, кто умеет разговаривать с филином, уж точно найдётся, что рассказать, – размечтался он про себя. – Вот это будет новость! Никто из ребят не поверит!

Внезапно Пако вспомнил про своего деда, который уже наверняка поминал его крепким словцом, ведь с тех пор, как он отправил его за водой, прошло немало времени.  Опомнившись, он тут же бегом припустился к трактиру. На ходу он обогнал Мельхеора, неторопливо шагавшего к деревеньке, и вскоре уже пробежал под огромным корнем, изогнувшимся над землёй причудливой аркой. Так дерево само создало нечто вроде въездных ворот в поселение. Именно в эти-то ворота и въезжали все караваны, прибывавшие с заснеженных равнин, лежащих к западу от  Отпорного Перевала. Пробегая мимо дома Бульберов, Пако на ходу поздоровался с хозяином, колющим дрова во дворе. Отсюда до трактира Пончо было уже рукой подать.

Время близилось к завтраку, и повсюду, то тут то там, из печных труб в небо поднимались тонкие струйки сизого дымка. В этих местах по утрам всегда бывало прохладно, даже во время скоротечного в этих краях лета. Каждый хозяин старался протопить дом с самого раннего утра, чтобы выгнать из своей землянки или избы холод минувшей ночи. В доме или, скорее, в уютной норке, где жил Пако, эту работу всегда выполнял его отец – Отто. Дед же спозаранку затевал генеральную уборку в своём заведении. Он любил, чтобы в его хозяйстве всё было устроено самым лучшим и безукоризненным образом. Пако никак не мог понять, зачем это нужно деду, если его заведение всё равно единственное на перевале и, каким бы оно ни было, всегда будет востребованным по причине отсутствия других. Но таким уж был Пончером Прыгинс, и эта дотошность была у него в крови с рождения.

Слева и чуть ниже от тропинки раздавались звонкие удары молота о наковальню. Это с самого рассвета уже взялся за свою работу местный кузнец Торгвалд. Чуть справа и впереди миссис Хаарград стирала в большом медном тазу бельё своего немалого семейства. Так Пако бежал между двориками соседей, звонко выкрикивая направо и налево свои утренние приветствия, пока не оказался перед вывеской над входом в трактир. Он так торопился, что, рывком отворив входную дверь, налетел на самого Пончо, на ходу сбив его с ног. Пако выронил ведро, а вся вода из него разлилась по дощатому полу. Сам Пако тоже растянулся на полу рядом с ошарашенным дедом. Всё случилось так быстро, что несколько мгновений Пончо никак не мог сообразить, что с ним произошло, но когда понял, что перед ним его непутёвый внук, то от забурлившего гнева его лицо начало приобретать пунцовый оттенок. Быстро смекнув, что сейчас произойдёт нечто неприятное, Пако вскочил на ноги и, не дожидаясь начала воспитательного действа, молнией вылетел за дверь. Не оборачиваясь, он тут же дал стрекача, а вдогонку ему ещё долго неслись крики разъярённого Пончо. По своему опыту Пако хорошо знал, что уже к вечеру дед немного отойдёт и тогда он сможет явиться к нему с повинной, ведь такое не раз и не два случалось раньше. Но пока было гораздо благоразумнее под руку деду не попадаться, поэтому он направился в своё потаённое место, откуда любил часами наблюдать за расстилающимися перед его взором землями таинственного Эсгалдора.

С тяжёлым вздохом Пако устроился на восточном склоне перевала и задумался. Бросая камешки вниз по склону, по своему обыкновению он начал фантазировать о тайнах, которые могли скрывать в себе загадочные, неприступные земли, однако сегодня это не очень-то хорошо ему удавалось. То и дело перед его мысленным взором возникал образ рассерженного деда, после чего все его воздушные замки разлетались, словно стая диких уток, вспугнутая неосторожным шагом охотника. Как назло, дед всё время виделся Пако с ремнём в руках, что особенно сильно его расстраивало. Эти невесёлые мысли настолько завладели маленьким хоббитом, что он напрочь забыл об утренней встрече с таинственным Мельхеором. Наконец, пригревшись в тёплых лучах поднявшегося солнца, он заснул тревожным, прерывистым сном. Во сне ему привиделось, что он шёл к своему деду с повинной, но оказавшись в трактире, неожиданно застал там Мельхеора со здоровенной палкой в руках. Старик ехидно улыбался ему, многозначительно похлопывая по руке своим ужасным воспитательным орудием. В голове у Пако сразу пронеслась мысль, что этот уж точно задаст ему сполна. Недолго думая, хоббит развернулся на пороге и решил прибегнуть к своему старому испытанному методу – бегству. Однако, к неописуемому ужасу, его движения замедлились так, словно он попал в вязкое тягучее желе. И, как ни старался он быстрее перебирать своими прыткими короткими ножками, это совсем ему не помогало.

– Я тебе покажу господина хорошего! Ты у меня вовек не забудешь, как нужно называть порядочных людей! – доносилось из-за спины Пако. Он уже почти ощущал, что ужасная палка в руках старика вот-вот полоснёт огненной болью по его мягкому месту, но внезапно голос старца изменился: – Не смей убегать! – почему-то теперь кричал старик голосом Нобби. – Пако, не смей! Пако! Пако! Пако!

– Пако! – раздался неподалёку голос Нобби.

Пако очнулся от сна, весь взмокший от ужаса. Он, словно пружина, выскочил из расщелины, в которой укрылся от ветра, и, к своему величайшему облегчению, увидел своего закадычного приятеля. Ещё не полностью придя в себя, он протёр заспанные глаза.

– Пако, где ты пропадал? – обрадовался Нобби при виде друга. – Твой дед послал меня за тобой, и даже пообещал угостить меня сдобными плюшками, если я до обеда приведу тебя к нему. А ты ведь знаешь, как я люблю эти самые плюшки! Так что давай поторопимся, тогда я обязательно с тобой поделюсь. Мы можем неплохо провести время. Смекаешь, приятель?

От мыслей о возвращении домой Пако сразу стало как-то не по себе. Его одолевали дурные предчувствия. Раз уж дед даже назначил за него награду, значит дело действительно плохо. Уж кто-кто, а он-то хорошо знал, что если Пончо кому-то что-то обещает, то это никак не от избытка переполняющей его щедрости.

– И что же он сказал тебе, Нобби? – хмуро поинтересовался Пако.

– Сказал, что ты позарез ему нужен, и что он не держит на тебя зла. А что, ты опять что-то натворил? – на одном дыхании поинтересовался Нобби.

– Тебе повезло, Нобби, что ты имел дело с моим дедом только в таких случаях, как этот, – недовольным голосом буркнул Пако. – Недавно он отделал меня своим ремнём так, что я целых два дня не мог толком сидеть. А помнишь – в прошлом году я не смог прийти на твой день рожденья?

– Но твои тогда сказали что ты очень занят, – растерянно пробормотал Нобби.

– Так оно и было, приятель. Тогда я до блеска натирал пол в треклятом дедовом трактире. И так два дня подряд, ни тебе погулять, ни тебе посидеть под столом. Так что, как хочешь, а я никуда отсюда не пойду, – насупился Пако, демонстративно скрестив на груди руки.

Вероятно, так бы Пако и не двинулся с места, но, когда разговор зашёл о треклятом трактире, он невольно вспомнил, как аппетитно пахнут свиные отбивные, которые всегда так чудесно готовила его матушка Велисвета, и как здорово эти отбивные идут под кружечку свежесваренного пива. А ведь он с самого утра совсем даже ничегошеньки не ел! К этим предательским мыслям тут же некстати присоединилось недовольное урчание пустого желудка, которое услышал даже Нобби.

Каждый знает, что трудно представить себе что-нибудь более невероятное, чем голодный хоббит, и, конечно же, Пако не был исключением из этого правила. Поддавшись настойчивому требованию своего желудка, он вмиг убедил себя в том, что домой возвращаться придётся всё равно, а если дело приняло такой серьёзный оборот, то лучше уж сделать это пораньше, а не то дед снова может заставить его надраивать пол в своём треклятом трактире.

– Надо же! Дед пообещал угостить Нобби плюшками! Мне он такого не предлагал никогда! – обиженно подумал Пако. – Только плюшки потом делим пополам, – внезапно сказал он, заглядывая Нобби в глаза.

– Идёт, дружище! Ты же знаешь, что я никогда про тебя не забывал, – воспрянул духом уже сникший было Нобби.